SREDSTVA I PRIEMY PSIKhOLOGIChESKOGO IZOBRAZhENIYa V POVESTYaKh A. ALEKSINA «V TYLU KAK V TYLU» (1976) I «SIGNAL'ShchIKI I GORNISTY» (1982)

Full Text

Характерная особенность творчества Анатолия Алексина - изображение его главного героя - подростка во всем многообразии связей с большим «миром взрослых». Алексин, приветствуя саморефлексию героя и активно используя внутренний самоанализ в качестве одного из основных приемов психологического изображения, все же акцентирует внимание на том, что подросток в процессе взросления не замыкается на самом себе, он выходит за пределы уютного детского мира и должен максимально эффективно выстраивать связи и находить свое новое место в жизни, как правило - через определенную ломку, без которой (по Алексину) невозможно становление личности. Также подросток должен осмысливать накопленный до него опыт и на его основе формировать собственные взгляды. На формирующуюся личность у Алексина в огромной степени влияет семья, как первый и главный круг общения человека, однако не преуменьшается значение и более широких социальных кругов - это старшее поколение семьи, друзья, школа, а также - соотечественники в самом широком понимании этого слова. В этом, самом широком круге - история страны, перенесенные потери и вынесенные уроки, в первую очередь - нравственные. В этой связи для автора одной из важнейших тем является Великая Отечественная Война, в первую очередь, с точки зрения влияния обретенного в годы войны колоссального коллективного опыта, наследия на формирование личности ребенка. И здесь также автор анализирует разные уровни восприятия этого опыта подрастающим ребенком. Это: ребенок - непосредственный участник событий периода ВОВ; ребенок - член семьи, которой коснулась война; ребенок, осмысливающий подвиг своих ровесников спустя годы и стремящийся им подражать, или ребенок, отрицающий этот подвиг и т.д. Война как жизнь и смерть, как история - своей семьи и своей страны, у Алексина является площадкой, на фоне которой можно выпукло показывать острые нравственные проблемы, задавать сложные вопросы и позволять подростку искать ответы на них. Анатолий Алексин был 17-летним юношей, когда началась война, он на себе ощутил все тяготы жизни в условиях голода, холода, тяжелого труда, потери родных, боли и страха за будущее страны, поэтому он прекрасно понимает, что испытывает в таких условиях ребенок, чья психика еще не готова к подобным испытаниям. Этой теме - осмысления ребенком войны - он посвятил ряд произведений, в частности - повесть «В тылу как в тылу» (1976 г.) Главный герой вспоминает детство, проведенное в эвакуации. Тогда он вместе с другом помогал взрослым, работая курьером. Словами одного из героев автор выразил свое отношение к этому вынужденному труду: «- Что ты ликуешь? - набросился на него отец. - Вам нужно в парке культуры на каруселях кружиться. А вы воюете, голодаете... Теперь вот будете ходить по морозу. Ты думаешь, я за это? Уродства военного времени!» (Алексин 1976). Считаем важным подчеркнуть, что именно осмысление человеком войны является предметом изображения у Алексина; война - второй план, переживания личности - первый. В повести «В тылу как в тылу» автор использует свою излюбленную форму повествования - от первого лица, что дает ему возможность сделать произведение максимально психологичным. Вся повесть - это воспоминания героя, осмысление событий сквозь призму времени с позиции взрослого человека, соответственно, здесь основным приемом психологического изображения является самоанализ. Здесь со всей четкостью мы видим, как важно для Алексина не столько событие само по себе, происходящее здесь и сейчас, а именно его влияние на человека, размышления героя о событии, его развитие и самоопределение, причем - довольно длительное по времени. Наиболее ярко эти тенденции отражены в повести «Сигнальщики и горнисты» (1982 г.), на анализе которой остановимся подробно. Повесть написана в 1982 г., спустя почти 40 лет после Победы СССР в Великой Отечественной войне. Для 14-летних мальчишек (именно столько главному герою повести - Пете Перову) война уже стала историей. Однако историей - очень близкой, словно определяющей жизнь семьи. Петя - не участник тех далеких событий, и в целом им в повести уделено не так уж много внимания. Точнее говоря, военных событий как таковых в повести нет вообще. Есть воспоминания об ушедших и не вернувшихся школьниках, которые жили в одном с героями доме, учились в их же школе; воспоминания о них, как о личностях, безотносительно их военных подвигов, - об их храбрости в тылу, где тоже требовался героизм, и где тоже погибали. Важно для Алексина - кто и как вспоминает то время и его героев - в данном случае старшеклассников, которые отдали свои жизни во имя победы. Повесть традиционно для Алексина начинается с самопрезентации главного героя, в данном случае это школьник Петя Перов. Повествование ведется от первого лица (это также традиционный для Алексина прием, позволяющий читателю погружаться в переживания героя и отождествлять себя с ним), и один из первых фактов, которые Петя сообщает о себе - «военный след» в истории семьи: «Как только я стал что-либо понимать, мама рассказала, что брат ее погиб на войне. Ему было всего восемнадцать - и я вслед за мамой называл его просто Андрюшей. У нее был единственный муж. Мой отец... Он тоже воевал» (Алексин 1982). Это - один из первых абзацев повести. Но не первый. В самом же первом предложении герой сообщает, что у него - два прозвища. Эта информация оказывается для автора даже важней последующей - об отпечатке войны в семье, поскольку первоочередное для Алексина - человек через призму событий, а прозвища Пети именно с этим и связаны. Вообще использовать имена, прозвища как прием психологизма - характерно для Алексина. В данном случае мальчика называют Горнистом, затем Сигнальщиком. Этот прием - 2 имени как 2 ипостаси одного и того же человека - мы уж встречали не раз у писателя («Саша и Шура», «Записки Эльвиры»), здесь этот прием также не случаен и несет большую психологическую нагрузку. Сначала героя называют Горнистом, поскольку он (как и его дядя, когда-то также прозванный Горнистом) помогает людям, затем переименовывают в Сигнальщика. Суть остается той же, однако автор подчеркивает, что на новом витке истории, действуя в традициях героических предшественников, современные дети все же являются другим поколением и не просто копируют прошлое, а осмысливают его заново на своем уровне. Так, подвиг дяди-Горниста - погибнуть ради других, подвиг юного Сигнальщика - спустя почти 40 лет помнить об этом и делать все, чтоб и другие не забыли о славном героическом прошлом. Тему использования прозвищ в качестве средств психологического изображения в повести можно продолжить; с их помощью автор создает альтернативную реальность, которую можно назвать «мир Гнедковых». Своеобразный антипод героя - его одноклассник Валька Гнедков, полная противоположность Пети. Он переиначивает происходящее на свой лад, создавая некое «черное зеркало»: хорошие дела и поступки героев повести он обесценивает унизительными прозвищами. Так автор создает условные положительную и отрицательную модели отношения к жизни (их еще можно разделить на альтруистическую и потребительскую), и не просто создает, а противопоставляет, сталкивает. Мама главного героя, будучи врачом, всегда помогает соседям делом и советом, квартиру за это прозвали «бюро добрых услуг», однако это доброе наименование в изложении Вальки звучит презрительно: «- По квартирам ходишь? - спросил он испытующе, как неопытный следователь, заглядывая мне в глаза. Гнедков-старший делал это осторожнее: доверительно и сочувственно. - “Бюро добрых услуг”? Ха-ха! - А ты бюро каких услуг? - Я вообще ни у кого в услужении не состою! Хочешь, чтобы тебя похвалили?» (Алексин 1982). Согласно психологии Вальки, «бюро добрых услуг» - это не помощь, поддержка, взаимовыручка, а унизительное «услужение». Также прозвища, как прием, служат связующим звеном в хронологически разных «кругах повествования» - 40 лет назад отец Вальки - Гнедков-старший - так же обесценивал добрые поступки своих ровесников унизительными прозвищами, что вспоминает его учительница, рассказывая об этом Пете. В мире Гнедкова все перевернуто: помогал маме-уборщице - поломойка, был галантным - бабий угодник, был прямолинейным и честным - телеграфный столб. Петя проводит параллель, в очередной раз встречаясь с Гнедковым: «- Носильщик? Доставщик на дом? Опять что-то кому-то тащишь? “Бюро услуг”! Слово “добрых” он проглотил. “Бабий угодник”, “поломойка”!.. - мысленно вскипел я. - Теперь вот “носильщик”... Сколько же можно?» (Алексин 1972). Таким образом, переплетаются прошлое и настоящее. На новом временном витке повторяются не только подвиги военных Сигнальщиков и Горнистов, но и подлость Гнедковых. И так же актуально их сегодняшнее противостояние! Когда-то смелый и честный Горнист - Андрюша - отхлестал по щекам Гнедкова-старшего, сегодня пришел черед Пети выразить свой протест против мира Гнедковых, отхлестав по щекам младшего. Ключевой диалог героя и его идеологического противника, выразивший главный конфликт произведения, является показательным с точки зрения приемов психологизма. Речь героев очень быстрая, можно сказать - телеграфная, однако между этими короткими, резкими репликами автор вставляет оценку происходящего героем, что дает читателю полную психологическую картину - что чувствует каждый из участников диалога, каков их настрой, насколько Петя уверен в своей позиции и т.д. Проанализируем лишь небольшой отрывок: «Я не торопясь положил на скамью картину и тетрадь. И по привычке отправил руки за спину. (Петя описывает свои действия, и это описание много говорит о состоянии героя в данный момент времени. Герой спокоен и уверен в себе, он готов к открытому бою, не суетится. Однако при этом и не хочет выступать зачинщиком драки, прячет руки. Причем прятать руки - это привычка. Значит, для героя в целом характерно не выступать инициатором конфликта, он не агрессор, тем ярче контраст с последующим гневом Пети). - Ну-ка, еще скажи! Он продолжал по инерции переминаться. (Здесь Петя оценивает состояние противника как суетливое, а значит - неуверенное. Валька не чувствует почвы под ногами, потому что его позиция - нечестная, неверная и он сам это интуитивно понимает). Но для меня и этого было достаточно. (Петя считает, что не обязательно формулировать словами нравственную позицию, она и так понятна. Автор использует прием умолчания, суетливое и трусливое переминание Вальки говорит больше, чем прямое называние его позиции). Бинокль полетел в сторону... (Эта вещная деталь играет в данном случае психологическую функцию. Бинокль - это возможность приблизить или отдалить происходящее, все зависит от смотрящего - хочет он видеть людей вокруг большими или маленькими, это принципиальное различие героев, и в данный момент бинокль летит в сторону, знаменуя начало открытого конфликта). - Защищайся! - предложил я Гнедкову. Но он умел только обвинять и судить. Мои несуразно длинные руки вырвались из-за спины, как из укрытия. (Вновь портретная деталь - руки, они действуют словно отдельно от героя, выражая в данный момент готовность драться за свои идеалы, хоть агрессия и нехарактерна для Пети). - Вот тебе за отца-труса! А вот тебе... за тебя самого! Вот! Вот еще... - Прости, Петя! Я не думал. Я не хотел... Прости, - бормотал Валька, подобно тому, как когда-то вымаливал пощаду у Андрюши его отец. - Нет! Нет! И нет!.. - ошалело выкрикивал я. Потом отряхнул руки, взял со скамьи картину, тетрадь и направился к своему подъезду. Бинокль валялся в траве (Алексин 1982). (История имеет кольцевую композицию - после вспышки, означающей непримиримость, нетерпимость по отношению к жизненным ценностям Гнедковых, герой вновь спокоен, уверен в себе, он просто отряхивает руки и собирает свои вещи, возвращаясь в свое обычное психологическое состояние, что для читателя означает уверенность героя в своей правоте. И только валяющийся бинокль напоминает о том, какая здесь только что разыгралась драма). Анализ этого небольшого отрывка показывает, какой широкий спектр психологических приемов использует автор - прием умолчания, вещные, портретные детали выполняют психологическую функцию. В данный момент времени герои, с одной стороны, выражают свои идеалы, свои принципиальные позиции, с другой - ведут себя не так, как всегда, т.е. выходят за пределы привычного поведения вследствие сильной эмоционального потрясения. Тем ярче автор подчеркивает, насколько неприемлема для Пети позиция Вальки, да и насколько сам Валька сомневается в правильности своих взглядов. Интересны в психологическом плане последствия этой драки - к маме Пети за медицинской помощью (сердечный приступ) обращается отец Вальки, у которого сын потребовал объяснений. Автор использует различные средства психологического изображения, чтобы подчеркнуть состояние отца в данный момент. Обычно уверенный в себе, сейчас он совершенно растерян, испуган: «На пороге стоял Гнедков-старший. Он стирал пальцами испарину с покатого лба. Даже стекла очков пыльного цвета не могли спрятать панически остановившегося взгляда. - Нина Васильевна... Вы дома? Это спасение! Я думаю, не дотащусь. Дикий спазм... Сердце остановилось! - В этом случае, я полагаю, вы бы действительно не дотащились, - сказала мама. Гнедков, еле ступая, страшась каждого своего шага, доплелся до комнаты» (Алексин 1982). Вслух Гнедков говорит только о своем физическом состоянии, однако описание автора помогает читателю понять, что дело не только в физиологических причинах. Панически остановившийся взгляд, пыльные очки, страх сделать шаг - все это психологический портрет, который свидетельствует о человеке не просто заболевшем, а пережившим настоящее эмоциональное потрясение. Здесь автор вновь наталкивает читателя сразу на несколько важных мыслей - насколько неразрывна связь прошлого и будущего, как давно свершившиеся поступки влияют на то, что происходит сегодня, как не имеет срока давности подлость. И вторая, не менее важная и сквозная для Алексина мысль - огромная роль семьи в жизни подростка. Давний поступок отца Гнедкова влияет на его ребенка, сын одновременно и подражает отцу, и направляет против него его же оружие, готовится отвергнуть его идеалы и это - болезненный процесс для всех участников семейной драмы. Сердечный приступ в данном случае символизирует всю глубину ответственности каждого человека за свои поступки, а то, что Гнедкову оказывает помощь презираемое им «бюро добрый услуг» - неоднозначность всех оценок и глубокие взаимосвязи между разными сторонами жизни - во всем ее великолепии и безобразии. Некоторые читатели упрекали Алексина за слишком явное разделение позиций героев в этой повести на черное и белое. Однако, проанализировав повесть и в целом творчество писателя с точки зрения психологизма, хочется отметить - автор действительно зачастую подчеркивает такую черту подросткового мышления, как нравственный максимализм, прямолинейность, четкость позиций, видения мира без полутонов. Но по Алексину, именно появление этих полутонов и есть взросление. О том, что Алексин признает и приветствует диалектику характеров и душ, говорит и тот факт, что именно в «бюро добрых услуг» пришел Гнедков в случае беды - и ему там не отказали. После драки с Петей младший Гнедков все-таки потребовал у отца объяснений, усомнился в правильности его позиций, а значит - он готов их пересмотреть и отвергнуть. Именно эту черту Алексина отмечает в одной из своих рецензий писатель, правозащитник Лев Эммануилович Разгон: «Анатолий Алексин, как правило, воздерживается от тяжко-окончательной оценки даже тех, кому после его детального нравственного исследования можно было бы поставить диагноз: злокачественно, неизлечимо. Писатель предоставляет право ставить моральные диагнозы читателям, потом что полностью доверяет их умению не только отличать добро от зла, но и устанавливать степень виновности» (Разгон 1984). Интересен в этом ключе и финал повести «Сигнальщики и Горнисты» - Петя узнает, что учительница, с которой у него завязались теплые отношения и с которой они вместе можно сказать, придумали и реализовали проект «Доска памяти героев-школьников», умирает от тяжелой неизлечимой болезни, сама того не зная. Эту тайну Петя узнает случайно, от врача. Автор закрывает повествование именно на этой точке, оставляя повзрослевшего Петю в момент радости и гордости от выполненного хорошего дела (мемориальная доска), но в то же время - со свалившимся на него тяжелым грузом, на пороге новых важных нравственных решений. Стоит отметить, что после публикации этой повести сигнальщики и горнисты сошли с книжных страниц. В стране организовалось движение, подобное тимуровскому. Ребята стали узнавать историю своих воевавших земляков-школьников и увековечивать их имена на памятных досках. Таким образом, можно говорить не только о большом социальном значении творчества Алексина, но и о его действительно глубоком понимании психологии подростка, способности понять и почувствовать его, задеть важные и волнующие взрослеющего ребенка вопросы. Это удается ему, в том числе, и благодаря использованию таких приемов психологизма, как: повествование от первого лица, психологический самоанализ, умолчание, диалектика души, придание психологической функции прозвищам, портретным, вещным деталям, создание антипода-двойника героя. Следуя традиции А. Ахматовой, которая считала, что «метрические эксперименты, варьирование размеров в пределах одного стихотворения … должны соответствовать “психологическому содержанию поэтических строк”« (Култышева 2007: 20), Алексин реализует психологически сложное содержание своих повестей через приемы психологического изображения. Средства и приемы психологизма позволяют Алексину без нравоучений и прямых оценок расставить акценты в повести и дать читателю возможность сделать собственный нравственный выбор, погрузиться во внутренний мир героя, стать свидетелем его глубоко скрытых психологических процессов, происходящих в постоянной динамике.

About the authors

E. V Novikova

References

Supplementary files