Creative hobby S.F. Platonov-school student

Full Text

В последнее время исследователи активно обращаются к юношескому периоду жизни С.Ф. Платонова – будущего академика. Это были его гимназические годы, насыщенные интересными событиями, творческими исканиями и начинаниями, прежде всего, литературными опытами в поэзии, прозе, драматургии. Он устанавливает знакомства, ему встречаются люди, оказавшие в той или иной мере влияние на формировавшуюся личность.

В его «Дневнике» за 25 мая 1878 г. имеется запись о разговоре с В.Ф. Кеневичем – учителем русского языка и словесности: «Вчера говорили о многом. Я спросил у Кеневича, не говорил ли ему Бианки о моих литературных занятиях?

– Нет, а что? Я сказал, что с 13 лет пишу стихи.

Он просил прочесть которое помню. Я прочёл» (Отдел рукописей Российской Национальной библиотеки (РНБ. Ф. 585. Оп.1. Ч.1. Д. 1218. Л.15 об.-16)).

Эта встреча произошла в гимназии Бычкова, о чем Платонов много лет спустя, уже будучи на вершине славы ученого, главы русской историографии, написал о В.Ф. Кеневиче: «Это был умный, образованный и добрый человек, умевший близко подойти к ученикам и установить с ними интимную близость» (Платонов 2017: 215). Сошлись же они на почве любви к поэзии. «…Кеневич случайно узнал о моих стихотворных опытах. Прослушав два-три моих стихотворения, он нашел, что мною стоит заняться, и позвал меня к себе» (Платонов 2017: 215), – писал С.Ф. Платонов. При этом с высоты прожитых лет заметил: «не скажу, чтобы увлечение Кеневича моей лирикой было для меня полезно» (Платонов 2017: 215), а «его влияние на меня оказалось скоропреходящим и ослабело еще до его кончины» (Платонов 2017: 231). Для выпускника гимназии, Кеневич «настаивал на том, что я обязан для обработки своего “дарования” получить соответствующее образование историко-литературное. Ему казалось, что мне следует идти или на филологический, или на восточный факультет. В долгих, иногда до рассвета шедших беседах знакомил меня Кеневич с предстоящими мне занятиями в университете…» (Платонов 2017: 216).

В 1887 г. произошло знакомство Платонова, определившее на много лет начало плодотворной переписки, – с Е.Н. Калайдович (в замужестве Беркут) и её сестрой Софьей. Они были внучками замечательных людей: известного издателя первой половины XIX в. С.А. Селивановского и выдающегося исследователя древнерусской славянской письменности К.Ф. Калайдовича. Через более чем три десятка лет спустя Платонов написал, что у него «образовались новые знакомства, появились новые влияния» (Платонов 2015: 187). Большая часть этой объемной переписки с Е.Н. Калайдович уже опубликована (Митрофанов 2019: 119-139; Митрофанов 2020: 116-132), правда ответные письма С.Ф. Платонова пока не выявлены или утрачены. Широко образованная женщина, увидевшая в нем будущего профессора, оказывала благотворное влияние на юношу, выступала порой строгим рецензентом его поэтических проб.

Кроме поэтических опытов объемом несколько тетрадей, которые постепенно принимали творческий, профессиональный характер (заметим, что эта сторона увлечений С.Ф. Платонова остается совсем не исследованной), Платонов пробует себя в драматургии, прозе, активно ведет дневник – это объемная рукопись, которая писалась с октября 1876 г. и до 8 июня 1885 г., кроме того, несколько тетрадей с записями были уничтожены автором. Большой интерес представляет и рукопись «Театральные заметки» (Митрофанов 2021: 144-175), раскрывающая в полной мере его серьезное увлечение театром. В них воссоздана запоминающаяся панорама истории театра за 4 сезона, даны глубокие на уровне профессионала характеристики игры актеров.

Следовательно, тяга к перу, выразить себя появилась у Платонова на раннем этапе его юности.

Недавно опубликован ряд работ Платонова студенческой поры, которые были первыми научными трудами: это первый реферат «О местожительстве готов-тетракситов» (Медведев 2011: 392-408), прочитанный в семинарии В.Г. Васильевского. Первой же серьезной темой о «Московских Земских соборах XVI–XVII вв.» он начал заниматься, будучи студентом III курса историко-филологического факультета по рекомендации К.Н. Бестужева-Рюмина. Эта работа, как заметил В.А. Колобков, «увлекла историка» и составила по объему «целую книгу» (Колобков 2001: 475). А.Н. Цамутали указывает, что над сочинением С.Ф. Платонов работал «напряженно» (Цамутали 1895: 73). Хотя объемный труд не получил одобрения научного руководителя, выдержки из нее были рекомендованы к публикации в авторитетном правительственном журнале (Платонов 1883: 1-20), что свидетельствовало о неординарном таланте молодого исследователя. Этот объемный труд только недавно был опубликован (Платонов 2010: 23-184).

При всем многообразии опубликованных архивных материалов, из фонда академика, оказывается, что самым ранним исследованием было не историческое. Это, как значится из названия архивного дела «Заметка об употреблении Ъ, писанная для В.Ф. Кеневича по поводу статьи в “Др[евней] и новой России”». 17 февраля 1878 г. (ОР РНБ. Ф. 585. Оп. 1. Ч. 1. Д. 1240. Л. 1-1 об.). Стоит заметить, что проблема, затронутая в ней, имеет давнюю историю (Брандт 1855: 347-352; Грот 1876: 318-319; Благовещенский 1900: 131-138), которая продолжает время от времени подниматься и в наше время (Зализняк 2002: 577-613; Каверина 2005: 208-224; Лавошникова 2017: 1-17).

Во втором номере журнала «Древней и новой России» в разделе «Заметки и новости» была опубликована небольшая статья, затронувшая тему употребления ъ (Гильтебрант 1879, а: 165-166). Её автором был Петр Андреевич Гильтебрант (1840-1905) – русский литератор, историк, археограф, палеограф, фольклорист, член археографической комиссии. Статья имела полемический характер и явилась ответом М.А. Колосову (1839-1881) – филологу, историку славянских языков, члену-корреспонденту императорской Санкт-Петербургской Академии наук, издателю (с 1879 г.) «Русского филологического вестника».

Колосов отвечал в своей публикации категорично, порой грубо. Касаясь проблемы о конечном ъ писал, что «… буква давным-давно потеряла всякий смысл и значение» (Колосов 1879б: 318). Апеллируя к Востокову, Срезневскому, Буслаеву, Гроту, Потебне, Миклошичу, Ягичу обвиняет оппонента в «искажении фактов», «наивном невежестве», «болтовне» и пишет, что «ъ был когда-то известною звуковою величиною, теперь же = 0» (Колосов 1879б: 318). По при этом обращает внимание, что речь идет исключительно только о «конечном ъ» (Колосов 1879б: 318). Следует заметить, что Колосов разъяснил, что его журнал будет печатать материалы без конечного ъ (Колосов 1879а: III-VI).

Начавшаяся журнальная полемика была продолжена. Гильтенбрант подготовил новую заметку (Гильтебрант 1879б: 346-347) и ответил не менее жестко своему оппоненту: «Мы имели печальную обязанность указать на новейшую «нелепость» г. Колосова – на изгнание им буквы ъ, и объяснили это тем, что г. Колосов не уяснил себе, не вник в вопрос о происхождении и мягкости звука. «Для Варшавского издателя физиология звука – дело темное, что он собрался разыграть роль маленького Геростратика и сжечь букву ъ в своем издании... Но вот что курьезно: гоняясь с обухом за буквою ъ, рубя её направо и налево, г. Колосов, в пылу фанатизма, посек и поранил рядом стоящие, ни в чем не повинные буквы и даже целые слова…», писал Гильтебрант (Гильтебрант 1879б: 346). Гильтебрант эту тему продолжил и в статье, появившейся в печати в следующем году (Гильтебрант: 1880: 374-378).

Эта непримиримая полемика заинтересовала Кеневича, который и предложил с опорой на известную литературу изложить своё мнение выпускнику гимназии Платонову. Как свидетельствует дата на рукописи, она была готова 17 февраля 1878 г. Платонов против употребления ъ на конце слов. Для нас представляет интерес аргументация юного исследователя. Среди продуманных доводов указываются параллель с французским языком, традиция, общая разговорная практика и экономическая целесообразность. На последний аргумент, как оказалось, указал еще Кеневич, а О.И. Сенковский, услышав его, быстро изложил в печатном виде.

Забегая вперед напомним, что созданная в 1904 г. Орфографическая комиссия под руководством Ф.Ф. Фортунатова в 1912 г. представила свои предложения, но они не были утверждены. Итогом продолжительной дискуссии (с конца XIX в.) известных филологов и лингвистов о судьбе ъ в конце слова была решена орфографической реформой 1917-1918 гг.

Публикация выявленного в архиве документа с первой научной работой гимназиста Платонова, выполненной по инициативе известного ученого и учителя словесности Кеневича, позволяет расширить наши представления о его увлечениях до поступления в университет. Публикация же «Заметки» расширит наши представления о раннем творчестве будущего академика и пополнит список его трудов в несвойственной ему научной сфере.

С.Ф. Платонов

Заметка об употреблении Ъ (писанная для В.Ф. Кеневича по поводу статьи в «Др[евней] и новой России»).

17 февраля 1878 г.

Буква Ъ по значению ровна, или лучше, должна идти в параллель с французскими e muet при произношении слова. Оба эти звука обыкновенно не произносятся, хотя француз более нашего ощущает при говоре присутствие своего е. Во франц[узском] языке e muet иногда (слышится) даже ясно выговаривается (при скандовке речи¹) и получает (в пении) право гласной. У нас ъ слышен менее, слышен лишь при твердом произношении согласной пред мягкой гласной: объявлять, объезжать и пр[очее] (с гласной и слив[ается] с ы); значит тоже слышится. На конце слов он обуславливает твердое произношение конечных согласных. Если принимать за правило, что в русск[ом] яз[ыке] произношение согласных твердое (у нас даже Л произносится твердо, а при мягком Л ставится Ь), то нужно признать, что Ъ в конце слов не слышен. Таково и мое воззрение.

Стоит ли оставить правописание с Ъ? Что говорит в пользу этого?

Старые традиции, по к[ото]рым Ъ состоит в русской азбуке, т[а]к сказать, на пенсии; историческая привычка делать лишнюю закорючку в конце слова, которая по очень остроумному, но подлежащего еще критической проверке возражению Сенковского², стоит России 4 000 000 рублей в год³. Наконец, третьим адвокатом буквы Ъ является все-таки некоторая необходимость знака для обозначения твердого произношения согласных в середине слов. На эту должность и выставляют кандидатом знак Ъ.

На эти три пункта можно ответить, что, во-первых, память о букве Ъ можно сохранить, и удалив её из рядов современной русской азбуки, и поставив на одну доску с юсами, к[ото]рых уже нет, но к[ото]рые еще чтутся филологами за их значение, равное в сущности со значением Ъ (Следы деятельности обоих целы в языке). Юсы исчезли без ущерба для полноты алфавита по воле Петра, к[ото]рый простым силлогизмом, а не специально-диалектологическими изысканиями постиг ненужность их. Думаю, что филология⁴, если бы она тогда у нас существовала, заступилась бы за юсы и была бы не права.

Против механической привычки – писать лишний знак и спорить нечего: по своей сущности, она не может оправдываться никакой логической необходимостью. Это второе.

В-третьих, говорят: буква Ъ необходима, например, в слове «объединять» и т. п., необходима и в конце слова, когда следующее слово начинается мягкой гласной, напр[имер], ему часто изменяет/Ъ/ юмор». Что из этого? Действительно, нужно какое-либо означение твердости согласной; так пишите здесь Ъ или в какой-нибудь более простой значок, выдумать к[ото]рый у русских хватит же остроумия. В конце слова перед мягкой следующей гласной даже и писать не нужно.

Дитя учится говорить по слуху, а не по письму, читает по выговору, а не по тому к[а]к написано: «другого», напр[имер], будет оно читать «другова» и т. д. А иностранцу лучше сообщить правило, что «согласная произносится твердо если за ней нет или мягкой согласной, или …гласной», чем заставлять его привыкать писать лишнюю букву.

Таким образом, по моему мнению, Ъ должен быть оставлен за штатом, изгнан оттуда, где его написание не прибавляет ни одного звука и сохранен или заменен более простым знаком там, где он слышен.

Будет, может быть, ещё одно возражение, что Ъ лучше де оставить, потому что писали же его прежде нас и мы де без всякого труда его пишем, не замечая ни траты времени, ни пресловутых 4 000 000, а отвыкать от этой привычки трудно де, гораздо труднее, чем её держаться…. Но само это возражение показывает, что его источник уже по своему складу не способен к восприятию каких-либо логических доказательств. По словам г. Владиславлева⁵, «на область бессмысленного мышления принцип здравой мысли простираться не может». 17 февраля 1878 г.

(ОР РНБ. Ф. 585. Оп.1. Ч.1. Д. 1240. Л. 1–1 об. )

¹ Скандовка от (латин. «scandere») – чтение метрических стихов с отчетливым разделением их на степени и с подчеркиванием тезисов и арсисов, т. е. сильных и слабых долей стопы. – Примеч. В.М.

² Сенковский Осип-Юлиан Иванович (наиболее известный псевдоним – Барон Брамбеус; 1800-1858) – русский и польский востоковед, полиглот, писатель, критик, редактор, журналист. Член-корреспондент императорской Академии наук (1828). – Примеч. В.М.

³ Выслушав это, Кеневич заявил мне, что это он, Кеневич, сделал такой вывод по наблюдениям в Публ[ичной] Библ[иотеке]; Сенковский же узнал это, поспешил высказать печатно. – Примеч. С.Ф. Платонова.

⁴ Филология – совокупность наук, изучающих культуру народа, выраженную в языке и литературном творчестве. – Примеч. В.М.

⁵ Владиславлев Михаил Иванович (1840-1890) – русский философ, профессор, декан историко-филологического факультета и ректор императорского Санкт-Петербургского университета.

About the authors

Viktor V. Mitrofanov

Author for correspondence.
Email: viktor-n1962l@mail.ru
ORCID iD: 0000-0003-2094-6883

Doctor of Historical, Professor

References

Supplementary files